– А ты, Юлька, мне тоже кое-что объясни.

– Да?

– Ты столько лет занималась рекламой. Денежки мешками домой носила. И вдруг подалась в газету на скромный оклад, начала сражаться за справедливость. Почему такой вираж? Что произошло?

– Ничего особенного. «Удачные покупки» закрылись. Нашла другую работу. В «Уральской звезде».

– Не сомневаюсь, у тебя были предложения и повыгоднее.

– Наверное, вспомнила, что я журналист. Теперь возглавляю отдел социальных проблем. А раз так – сам Бог велел восстанавливать социальную справедливость. В меру моих сил.

– Понятно. Исповедуешь принцип: любое дело, за которое взялся, надо делать на пять с плюсом?

– Да. Хороший принцип. Разве нет? И потом, Фёдор… Мне уже не двадцать. В какой-то момент я задумалась о том, что имею в результате. Подшивку красиво написанных рекламных статей? Да, это тоже творчество, но его не положишь на чашу весов, оценивая жизнь. Из этого не сделаешь книгу, этим не похвастаешься перед детьми.

– Хм, а ты привыкла взвешивать и оценивать каждый свой шаг? Серьёзная девушка. А я вот просто живу, – Федя расправил богатырские плечи, сладко потянулся и кивнул официантке, чтобы принесла ещё эспрессо. – Жду весны. Конь застоялся в стойле. Скорей бы уж асфальт увидеть…

Я догадалась, он говорит о своём обожаемом мотоцикле. Тоска Фёдора была мне понятна. Жестокие погодные условия лишили его возможности перемещаться в пространстве излюбленным способом – верхом на роскошной сверкающей «ямахе», рычащей, как сотня разъярённых львиц. Не знаю, как бы я выжила, останься вдруг без машины…

– Значит, по словам твоего шефа, существует некий компромат, способный низвергнуть Богдана Гынду с его пьедестала? – задумчиво пробормотал Фёдор, сменив тему.

– Всем известно: Гында – великий махинатор. Он прибрал к рукам не одно предприятие.

– И, карабкаясь на Олимп, закатал в асфальт не один труп, – усмехнулся Фёдор.

– Но вслух об этом никто не говорит.

– Очевидно, твой главный редактор – экий храбрец! – решил громко заявить об этом. Но Юля! Ты же была как-то связана с Гындой? Пиарила его кофейни, – вспомнил коллега. – Вот эту, «Шоколад». А ещё… «Золото», точно, «Золото»!

Проклятье!

Мне теперь вовек не отмыться?

– Я на Гынду не работала. Помогла подруге, управляющей кофейнями, с рекламой. А Гында тут вовсе ни при чём. Мне он до лампочки.

– Жаль. Я надеялся, у тебя сохранились контакты. Было бы классно заполучить компромат на этого саблезубого тигра. Смотри, если что, сразу мне телеграфируй и документы из рук не выпускай.

– Вот ещё! Даже и не прикоснусь!

– Ты серьёзно?

– Мне жизнь дорога!

– А уж я бы использовал провокационные документики на полную катушку, – мечтательно произнёс Федя. – Устроил бы монреальский фестиваль фейерверков – искры сыпались бы из глаз и у Гынды, и у публики.

– Ты крупный, смелый мужчина. С бородой. Эякулирующий стопроцентной арабикой. Не каждому такое по плечу, – кротко напомнила я.

Фёдор самодовольно улыбнулся.

– Ты тоже девица не промах, – вернул он комплимент. – Какую свистопляску устроила из-за ветеранской квартиры! И с детским домом тоже постаралась… Ладно, не хочешь участвовать в крестовом походе против Гынды, и не надо. Пробью по своим каналам, какие занимательные факты из его биографии вдруг всплыли на поверхность. Надеюсь, удастся что-то ухватить…

– Привет, малыш, ну как ты?

Дорожная сумка упала на пол, а я, наоборот, взметнулась вверх – Никита приподнял меня, обхватив руками за талию. Наши глаза оказались на одном уровне, губы тоже. Каждый раз, вернувшись из поездки и одарив на пороге первыми поцелуями, любимый долго не выпускает меня из объятий, взвешивая на руках и прикидывая, не растеряла ли я последние килограммы. Учитывая, что командировки у Никиты случаются гораздо чаще, чем у меня обед, мои скромные жировые запасы постоянно под угрозой. Но как приятно ощущать себя невесомой пушинкой, болтаясь на крепкой шее любимого! Если б я весила центнер, фокус бы не удался.

Никита – директор по развитию в компании «Юниа-Транс», занимающейся грузоперевозками. Её владелец опьянён идеей экспансии, поэтому сейчас фирма открывает филиал в Белоруси. Как результат – Никита постоянно исчезает из моего поля зрения. В разлуке, конечно, трудно, однако расставания будоражат чувства, усиливают их.

В январе мы отметили пять лет знакомства. Наша совместная история изобилует различными событиями, её никак не назовёшь унылой и однообразной. Мы пережили вместе и грозы, и безоблачный штиль, терпели поражения и выигрывали. Порой брели по раскалённой пустыне, чтобы достичь чудесного оазиса, заглядывали друг другу в глаза, сомневаясь и не находя верного ответа, плавились в мартеновской печи ревности, преодолевали бездонные пропасти… Я надеюсь, всё так и будет продолжаться, а долгожданный ребёнок распишет наш союз новыми красками. И когда-нибудь мы даже зафиксируем наши отношения штампом в паспорте…

– Что-то замотался, – сказал Никита.

– Мы практически не видимся, – вздохнула я.

– Вот новое хокку:

«Над просторами полей,

Ничем к земле не привязан,

Жаворонок звенит»[2].

– Сейчас, в разгар мартовских морозов, мне трудно его оценить, – пожала я плечами. – Оно слишком летнее… Но постой! Почему ты обратил на него внимание? Неужели забегался до такой степени, что стал завидовать беззаботному жаворонку, у которого никаких проблем, долгов и обязательств?

– Нет. Это хорошо, когда дел по горло, правда? – Никита выразительно посмотрел на меня.

Я знаю, что он имеет в виду: прежде, чем получить хорошее место в «Юниа-Трансе», Никита прошёл суровое испытание безработицей. Воспоминания о том периоде леденят не только мою кровь, но и его тоже…

– «Туман и осенний дождь.

Но пусть невидима Фудзи.

Как радует сердце она!» —

продекламировал Никита, вновь прижимая меня к себе. – Ужасно соскучился! В Минске о тебе вспоминал, и каждый раз словно окатывало тёплой волной.

Я – Фудзияма!

Единственная и бесподобная!

Как лестно!

У любимого – всплеск интереса к японской поэзии. Со своим Мацуо Басё он носится уже третий месяц, буквально влюбился в него. Но я только за! Это очень тихое увлечение. В конце прошлого декабря Никиту заклинило на Доницетти. Я чуть не сошла с ума. Он подкрадывался ко мне сзади и задушевно шептал: «Нет, ну согласись, это просто бесподобно!» и в сотый раз начинал голосить арию из «Лукреции Борджа». Мой юноша шикарно и разносторонне образован, в отличие от меня. Я питаюсь крошками со стола его интеллектуальности.